- Ну, за Учителя, светлая ему память!
Грустная эта трапеза разительно отличалась от недавней – шумной и веселой. Да и народу за столом явно поубавилось. Вместо 13-и (как посмеивались они тогда над этой плохой цифрой… и зря посмеивались…) свои чарки, не чокаясь, выпили всего 11 человек.
С голодухи они захмелели почти мгновенно: кто-то пустил пьяную слезу, кого-то и вовсе развезло до полусонного состояния (устали за эти дни – ох, как все они устали), кто-то мрачно задумался. И только вечно активному Петру очередная чарка, казалось, лишь прибавила злой энергии. Склонившись к соседям на своем конце стола, он быстро и яростно зашептал:
- Нет, ну, скажите: есть на свете справедливость?!
читать дальше- Была бы справедливость – был бы и Учитель с нами, - меланхолично заметил рассудительный Лука.
- Учитель, да… - недобро усмехнулся Петр. – Все вы знаете, как я его уважал. Самый лучший, самый правильный человек! Молиться на него был готов! А он? Вот вы мне скажите: кого он больше всех любил? Тебя, Матфей за поэтическую твою натуру? Тебя, Иоанн за буйное воображение? Или ты, Марк, самый наблюдательный, у него в любимчиках ходил? А может, он меня выделял за мою преданность? Ничего подобного! Привязался к этому ничтожеству, к казначеишке! Как будто для того, чтобы нашими общими грошами распоряжаться, много ума надо!
- Зря ты, Петь, - мягко прервал его Матфей. – Иуда Учителя больше всех нас любил. Мы вон сидим, вино пьем, а он его смерти пережить не смог – повесился!
- Ага, любовь демонстрировать – это он горазд был, - не унимался Петр. – Только вот откуда ты знаешь, отчего он повесился: от большой любви или от страха? Он же сроду, как только стражника увидит, так и трясется, как осиновый лист! Понял, что за нас теперь всерьез возьмутся – крестов на всех хватит – вот и не выдержал. Повеситься-то оно куда легче…
- Точно, точно! – ревниво зашептал Иоанн. – Я тоже всё время думал: ну, за что такая привязанность? Ведь даже когда уводили Учителя, кого он на прощание поцеловал? Только Иуду! А нас, будто и вовсе нет!
- Еще и в первосвященники его прочил! – вспомнил Лука.
- Ага, - подхватил Петр, - А когда я спросил, отчего же именно Иуду – во главу церкви, так он на меня посмотрел и говорит: «Ты, Петр, - булыжник: во врага тебя кинуть можно, а вот выстроить на тебе ничего не получится» Представляете?
Молчаливый Марк залпом выпил свою чашу и тяжело произнес:
- Все ошибаются. Даже святые.
- Может, он со временем понял бы… - вздохнул Матфей.
- Ну, уж было, как было, - развел руками Лука, - не изменишь.
В глазах Петра блеснул нехороший огонек.
- А это как сказать… - шепнул он. – Вы ведь, ребята, вроде жизнеописание Учителя писать собрались – каждый своё. Так может…
Голос его стал почти неразличим. Четверо собеседников сдвинулись поплотнее, едва не касаясь друг друга лбами, и долго слушали.
- Не, не поверят, - покачал головой Лука, - Все ж знают…
- Это сейчас знают, - возразил Петр. – А через сто лет что, кроме ваших книжек останется? А через тысячу? Опять же поворот такой, драматический – публика это любит…
- Что я тебе – Эзоп какой-нибудь, на публику работать? – обиделся Матфей.
- Ты, Матюша, лучше Эзопа, - заверил Петр, - Это еще большой вопрос, кого наши потомки чаще цитировать будут: тебя или грека этого замшелого! Понимаете, ребята, писатель – он ведь не просто тупо за жизнью идет, он свой собственный мир творит!
- А тебе-то лично с этого какая выгода? – поинтересовался Иоанн.
- Мне? – замялся Петр, - Да, в общем, мне много-то и не надо… Вы только фразу эту обидную про булыжник переделайте как-нибудь. Ну, типа, «На таком, как ты, Петр, целый храм нашей веры возвести можно». А то обидно как-то: старался, старался…
Расходились с поминальной трапезы глубокой ночью. Четверым будущим евангелистам было по пути, и как только спина Петра скрылась за углом, они посмотрели друг на друга.
- Нет, поворот, конечно, интересный, - сказал Матфей, - Предатель среди своих… Что-то в этом есть эдакое…
- И никогда я этого Иуду не любил! – брякнул прямой Марк.
- А Петр? – спросил Лука.
- А что Петр? - скривился Иоанн, - Нет, про храм мы ему, конечно, напишем. Но родилась тут у меня одна идейка… - и он снова перешел на глухой шепот.
Трое слушали и кивали.
- Отлично! – наконец сказал Марк. – Только это… он ведь драматизму хотел – так пусть получает! Напишем, что отрекся трижды…
- …прежде, чем пропел петух! – вдохновенно подхватил Матфей.
- А Фома мне, между прочим, вчера на ногу наступил… - заметил Лука в пространство и подмигнул.
©kizune